Автор книги: Захар Прилепин Книга: "Взвод. Офицеры и ополченцы русской литературы"Жанр: Биографии и Мемуар Год: 2017 Краткое содержание книги Взвод. Офицеры и ополченцы русской литературы (Захар Прилепин): В новую книгу "Взвод. Офицеры и ополченцы русской литературы" вошли одиннадцать биографий писателей и поэтов Золотого века - от Державина и Дениса Давыдова до Чаадаева и Пушкина, - умевших держать в руке не только перо, но и оружие. Они сражались на Бородинском поле в 1812-м и вступали победителями в Париж, подавляли пугачёвский бунт и восстание в Польше, аннексировали Финляндию, воевали со Швецией, ехали служить на Кавказ... Корнет, поручик, штабс-капитан, майор, полковник, генерал-лейтенант, адмирал: классики русской литературы. Отрывок из книги:Ещё полвека назад они были близко. Писавший о людях Золотого века вглядывался в склянку тёмного стекла из-под импортного пива - и вдруг, как ему казалось, начинал различать людей и ситуации. Державина мохнатые брови, глаза его стариковские и подслеповатые. Шишков сжимает строгий рот. Давыдов не хочет, чтоб его рисовали в профиль - нос маленький. Потом смотрится в зеркало: да нет, ничего. Глинка печально глядит в окно; за окном - тверская ссылка. Батюшков пугается один в тёмной комнате, резко выбегает в зал, еле освещаемый двумя моргающими свечами, шёпотом зовёт собаку - если собака придёт, значит... что-то это значит, главное - вспомнить её имя. Эй, как тебя. Ахилл? Пожалуйста, Ахи-и-ил. Пытается свистеть, кривит губы - забыл как. Вернее сказать, никогда не умел. Катенин наливает полстакана, потом, так и держа бутылку наперевес, задумывается и, спустя миг, быстро доливает всклень. Вяземский с трудом сдерживает ухмылку. Вдруг выясняется, что у него ужасно болит сердце. Он сдерживает ухмылку, потому что, если засмеётся в голос, - упадёт от боли в обморок. Чаадаев скучает, но он уже придумал остроту и лишь ждёт удобного момента, чтоб устало её произнести. Раевский злится и беспокоен. Играет желваками. Всё внутри у него клокочет. Несносные люди, несносные времена! Бестужев разглядывает дам. Дамы разглядывают Бестужева: Вера, я тебя уверяю, это же тот самый Марлинский. Наконец, Пушкин. Пушкин верхом, Пушкина не догнать. Склянка тёмного стекла, спасибо тебе. Им было проще, жившим тогда, в середине прошлого века: Булату, Натану или, скажем, Эмилю - кажется, кого-то из них звали Эмиль, их всех звали редкими именами. Золотой век они описывали так, словно рисовали тишайшими, плывущими красками: всюду чудился намёк, мелькало что-то белое, бледное за кустами. |